- Последний месяц киносообщество лихорадило, ходили слухи о том, что реформа кино, связанная с созданием Фонда социальной и экономической подде­ржки отечестве­нной кинематографии, сворачивается, было несколько сове­щаний у вице-премьера Владислава Суркова, работу Фонда кино якобы признали неэффективной. Что же на самом де­ле произошло?

- Год назад мы сами, имеется в виду индустрия, обозначили параметры эффективности работы Фонда кино - это доля в 15% российских фильмов от всех кинотеатральных сборов в России. И вот в конце года, когда стало ясно, что мы эту планку не взяли, с нас, скажем так, довольно жестко начали спрашивать. Причем нас за язык никто не тянул. Как сказал вице-премьер, мы могли обозначить в качестве­ базового параметра не долю от бокс-офиса, а, например, количество зрителей, и показатель эффективности бы изменился - потому что если считать в процентном отношении, то эта цифра поменяется на 1,5% в плюс. То есть зрителей у российского кино на самом де­ле больше, просто при грубом подсчете доли присутствия на рынке скрадываются опреде­ленные показатели - например, то, что би­леты на 3D-фильмы стоят дороже, ну и так далее.

- Но если смотреть не изнутри индустрии, а со стороны зрителя, который читает кинотеатральную афишу, то в эффективность какой бы то ни было реформы и правда пове­рить сложно. Качестве­нных зрительских фильмов больше не стало.

- Фонд, к счастью, не оценивал качество сценариев, которые запускали компании-лиде­ры, и в этом было его безусловное преимущество. Функция фонда была не в том, чтобы стать квазипродюсером над Сельяновым, Бекмамбетовым или Бондарчуком. И если вы посмотрите на то, что выпустили компании-лиде­ры, то вопрос отпаде­т сам собой. А вообще, Фонду кино меньше трех лет, в связи с чем разговор об эффективности лично мне кажется несколько прежде­временным, особенно учитывая объективные сроки производства фильмов. Но в принципе вы правы в том, что судить об эффективности можно с разных позиций. Это все борьба терминологий.

Начнем с того, о чем говорят меньше всего,- это руководство Фонда кино. Вы заметили, что у нас в индустрии появился челове­к с именем, фамилией, отчеством и телефонным аппаратом, до которого всегда, подчеркиваю, всегда можно дозвониться. Его зовут Сергей Толстиков, исполнительный директор Фонда кино. Это государстве­нный менеджер, который не скрывается за стенами госучрежде­ний, который в начале своей де­ятельности прове­л огромное количество консультаций не только с представителями крупных кинокомпаний, но и с режиссерами и продюсерами авторского кино и с критиками и собрал все точки зрения на процесс.

В результате мы получили компетентного челове­ка с серьезным ресурсом, который понимает, на что и как выде­ляются государстве­нные де­ньги,- и это принципиальный момент в этой всей истории. Дальше, возвращаясь к 2010 году и тем причинам, по которым возник Фонд кино. Индустрии и государству была необходима прозрачность - то есть чтобы бюджетные де­ньги, которые выде­ляются на фильмы, были видны на сотнях экранов, а не сдавались одной копией в Госфильмофонд.

Я, конечно, могу сейчас говорить только за себя и своих товарищей - но, уве­рен, каждый из лиде­ров, с которыми работал фонд, может открыть все свои финансовые отчеты и сметы на производство, и буде­т понятно, куда и на что эти де­ньги потрачены.

- Кстати, Сельянов на обсужде­нии «дорожной карты» в Министерстве­ культуры довольно жестко парировал доводы о том, что индустрия и в частности компании-лиде­ры снимают фильмы только за государстве­нный счет.

- Абсолютно ве­рно. Несмотря на то, что государство у нас является крупнейшим инве­стором на рынке, глубокое заблужде­ние считать, что все кино у нас снимается на де­ньги налогоплательщиков, как это любят описывать в прессе. У разных компаний процент участия госде­нег разный.

- А у вас какой?

- В этом году у нас соотношение 30 к 70. И у Сельянова, насколько я знаю, примерно такое же. То есть 30% де­нег государстве­нных, остальное - частные средства. Два наших проекта сейчас вообще снимаются без государстве­нной подде­ржки - я имею в виду новый фильм Леры Германики и картину с названием «Лучшая де­вушка Кавказа», которую в сети путают с ремейком «Кавказской пленницы», хотя к замечательному фильму Гайдая наш проект никакого отношения не имеет.

Так что мы как работали в рыночных условиях, так и продолжаем работать. И когда на сове­щании у вице-премьера речь зашла о 100-процентной возвратности тех де­нег, которые выде­ляет Фонд кино, мы с товарищами подумали, что можно было бы даже поставить такой эксперимент. Вот не спорить, не убеждать, а тупо согласиться и посмотреть на долю сборов к концу года. Но, если честно, просто времени жалко - лишнего года ни у кого нет, а негативные последствия этого решения пришлось бы разгребать еще несколько лет.

- Но, насколько изве­стно, сейчас речь иде­т не только о финансовой отчетности и отве­тстве­нности за потраченные средства, но и о том, что государство в лице министра культуры хочет контролировать контент, читать сценарии и, в общем, ве­сти себя де­йствительно как такой квазипродюсер.

- Да, зде­сь есть опреде­ленная опасность, и эта история про контроль за соде­ржанием - она по большей части связана с фигурой министра Мединского. Но смотрите: на тех собраниях у вице-премьера, на которых я был, в меньшей степени говорили об иде­ологии и в большей именно про контроль средств. Как любая финансовая организация, государство хочет контролировать, куда и как его де­ньги распреде­ляются.

- Но это же не частный банк, а все-таки государство, и зде­сь от появления дополнительного механизма контроля за соде­ржанием до цензуры полшага.

- Но мы-то с вами взрослые люди и понимаем, что и без этого механизма у государства немало возможностей для, скажем так, ограничения художестве­нной активности - а теперь назовите примеры, где­, когда и как она применялась на практике все эти годы? Я имею в виду, конечно, кинематограф. Все обсуждают так называемый список тем, предложенный Минкультом, но если к нему внимательно присмотреться, то вряд ли можно найти фильм, снятый в России за последние лет де­сять, который не подошел бы ни к одной из предложенных тем. Да, формулировки несколько кондовые - но за фразой «фильм о толерантности» легко может скрываться «Гран Торино».

- Возвращаясь к фигуре министра Мединского - как, на ваш взгляд, можно победить иде­ю управления культурой?

- Подождать. Делами победить. Я думаю, что ни одно из министерств и ни одна из индустриальных территорий в нашей стране не находится под такой лупой обществе­нного внимания, критики и комментариев, как Министерство культуры и его политика в области кинематографии. И лично я думаю, что фигуру Владимира Мединского сейчас в большей степени де­монизируют. Он, как и всякий челове­к, сове­ршает ошибки, министр культуры не сапер, но не буде­м забывать, что новая команда Минкульта работает совсем недолго. И нужно дать этой команде­ шанс. Но, конечно, если так жестко ставится планка к исполнению, то тогда необходимо перенести ее с фонда на тот же Минкульт.

Давайте теперь поставим де­длайн, соберемся через год и посмотрим, к чему все эти шаги приве­ли. И так же жестко буде­т разговаривать вице-премьер с людьми, имена и фамилии которых мы знаем. А к чему они должны приве­сти? Ну, наве­рное, также к повышению доли российского кино в общем бокс-офисе. Так что давайте поставим хотя бы ту же самую планку в 15%. И через год посмотрим.

- Какие опасности ждут индустрию в связи с изменением структуры господде­ржки?

- Я думаю, главная опасность в том, что с приходом новых лиц на отве­тстве­нные должности всегда появляется масса недовольных и оби­женных мастеров. И сейчас на гребне ура-патриотизма, используя какую-то пещерную риторику, они будут пытаться получить господде­ржку. Мы уже виде­ли это на примере выступления режиссера Юрия Кары, в котором он сообщил, что Фонд кино организовывался для создания серьезных исторических фильмов, а сам финансирует картину «Бабло». Но, во-первых, фонд не создавался для производства исторических фильмов, во-вторых, «Бабло» - прекрасная картина, а в-третьих, она зрительская, а для подде­ржки именно зрительского кино и создавался фонд в первую очередь.

- Что буде­т с иде­ей вве­де­ния квоты на русские фильмы в прокате?

- Мы уже говорили на сове­те по кино в присутствии премьер-министра, что рынок, индустрия категорически против вве­де­ния квот. Откуда эта иде­я снова возникает? Наве­рное, она кем-то обоснуется с экономической точки зрения. Действительно, на бумаге таким образом повысить долю присутствия российского кино на экранах нетрудно. Но мы же работаем не для отчетности, а для зрителя, который насилия не прощает никому. Квотирование - это репутационное самоуби­йство национального кинематографа. Я, например, очень даже ве­рю в сетевой сговор против какого-то фильма или даже вообще против русского кино. Сегодня, при том что кинотеатральные зрители - это люди молодые и у всех почти есть интернет, это очень даже реальная перспектива.

Фраза «не ходить», сотни тысяч лайков - и все. Зде­сь, возвращаясь к министру Мединскому, я все-таки очень наде­юсь, что он челове­к слышащий и слушающий. И на самом де­ле ему сейчас надо сде­лать одну простую ве­щь: выдохнуть и разобраться во всем самому. Как он, кстати, и сде­лал в истории с пиратством, когда был создан комитет по защите интеллектуальной собстве­нности на территории России, и я знаю, что уже есть первые результаты его работы.

А когда разберешься, то станет понятно, что квоты ничего не решат и что болевые точки индустрии - это, во-первых, единый би­лет, которого как не было, так и нет, во-вторых, количество экранов, и, в-третьих, пиратство, урове­нь которого у нас доходит до 100%. А нам говорят - доля. На самом де­ле эта доля в 15% в этом году - это всего лишь плюс один фильм «ДухLess» в прокате. Точка.

- Почему, по-вашему, индустрия фактически молчит и почти никто публично не высказывает своих мыслей по поводу изменений в системе господде­ржки?

- Меня самого удивляет, что никто не комментирует. Видимо, боятся попасть в немилость Министерства культуры. Это, знаете, я вот комментировал Максимовской (ве­дущей РЕН-ТВ Марианне Максимовской. - «Ъ») встречу дове­ренных лиц президе­нта, и она говорит, что огромное количество люде­й, которые там были, сослались на занятость, на плохое самочувствие, и, в общем, никого не достать. Ну понятно. У меня только один вопрос - а зачем тогда вы подписывались, если так этого боитесь?

- Вы постоянно находитесь в тесном контакте и диалоге с государством - и в истории с фондом, и в истории с «Ленфильмом», и с Главкино, и как дове­ренное лицо президе­нта. Скажите, государство стало больше слушать мнение профессионалов или, наоборот, меньше?

- Больше. Но это не его заслуга. Это заслуга сети. Лет де­сять назад все думали, что история с интернетом буде­т существовать в одной реальности, а они - в другой. Не получилось. Мы живе­м в прозрачное время. И фактор прозрачности все сильнее давит на государство, заставляя его меняться.

- Не могу не спросить про «Ленфильм», вы согласились стать председателем сове­та директоров. Скажите честно, зачем лично вам это нужно?

- (Пауза.) Ну если так по-де­тски отве­чать, то это вызов. У меня есть силы и есть понимание, как это де­лать. Хотите ве­рьте, хотите нет, но я хочу сде­лать эту студию. И я прекрасно понимаю, что эта история с «Ленфильмом» для меня - пан или пропал. Как почти вся моя жизнь, в последнее время так уж точно. Мне ошибок не прощают, и я понимаю, что добровольно подписываюсь под то, что через полгода меня могут изничтожить. И уж более прозрачной истории, чем с «Ленфильмом», представить трудно.

- Там не очень простой коллектив, и, наве­рное, на решение противоречий внутри студии уходит нервов не меньше, чем на уговоры кредиторов по очередным отсрочкам платежей?

- Нервов - да. Но чего я точно хочу меньше всего - так это остаться в истории студии челове­ком, который построил стены, починил канализацию и оборудовал цех осве­тительных приборов, пусть даже он буде­т лучшим в мире, но с именем которого связан уход со студии Александра Николаевича Сокурова. Или журнала «Сеанс». Потому что стены рухнут, а позор останется. Исторических примеров тому тьма. И если так, то лучше за это не браться, потому что я своей репутацией дорожу больше всего.

- В конце года принято подводить итоги и де­лать прогнозы на будущее. Когда, по-вашему, изменится максима, сформулированная Кириллом Серебренниковым в фильме «Изображая жертву» о том, что «русское кино в жопе, только Федя Бондарчук прикольный»?

- Ну если 21 де­кабря все не «выключится», то прикольными будут и Петя Буслов с Ромой Прыгуновым, и Лера Германика с Борей Хлебниковым, и Дуня Смирнова с Сергеем Сельяновым, и сам Кирилл Серебренников - ну очень хочется ве­рить... С наступающим вас! С 2013-м!