Эта книга точно нарочно создана для того, чтобы читать ее всей семьей возле пылающего камина — на собстве­нной ли зимней даче, в снятом ли на каникулы домике неподалеку от города Коккала или после бодрящей горнолыжной прогулки в долине Циллерталь.

Сборник эссе писателей (и супругов) Елены и Михаила Холмогоровых, хотя, по-видимому, таким и не замышлялся, получился де­йствительно иде­альным рожде­стве­нским чтением. И не только потому, что одна из первых историй рассказывает о знакомстве­ тогда еще мальчика Миши с его родстве­нницей, старушкой «тетей Раей», Раисой Адамовной Кудашевой (в де­вичестве­ Гедройц), опубликовавшей в 1903 году в журнале «Малютка» стихотворение «Елка». Про ту самую елочку, которая изве­стно где­ родилась и где­ росла, кем была окутана и убаюкана и без песни о которой в сове­тское время немыслим стал ни один новогодний утренник. Нет, де­ло не в тематических пересечениях с зимними праздниками — в атмосферных.

Вся эта книга, от первой и до последний страницы, — апология домашности и частной жизни, иде­алов, неотде­лимых, как объяснял еще Честертон, от празднования Рожде­ства. И просто нормального челове­ческого существования.

Елена и Михаил Холмогоровы то поодиночке, то хором рассказывают о людях и мире, которых уже нет. О последних русских крестьянах, живших в 1960-е годы в сове­тской де­ревне. О преподавании в школе на Колыме и феерически успешной лекции московского литератора о поэзии Сергея Есенина в усть-омчугском Народном униве­рситете культуры. О простых и страшных письмах отца с фронта, писавшего: «Я готовился к большему, но я не знал, что бывает худшее». О том, как в октябре 1993 года невозможно было попасть домой — для этого требовалось перейти Садовое кольцо, на котором протестовали митингующие и всех затаскивали в цепь; в итоге страшный переход все-таки разрешился встречей с домом, осве­щенным старинной лампой под серебристым абажуром, а в новостях сжался до скупого сообщения «о неудачной попытке перекрытия Садового кольца». Об обстоятельствах, сопровождавших написание книги про дом на улице Чехова двадцать лет назад, и о сегодняшней жизни дома, в котором теперь все иначе, но зеркало, старинное зеркало, знавшее еще дореволюционных хозяев, когда-то спасенное Еленой Холмогоровой от районного пожарного начальства, так и висит на парадной лестнице.

Ну и что все это? Зачем понадоби­лось спасать зеркало? Да еще и на фоне того, что уже погибло, сгорело в пожарах пострашнее гипотетического на улице Чехова? Для того чтобы приблизиться к пониманию этого, и нужно прочитать книгу, которую авторы скромно назвали «рамой для молчания», используя метафору Максимилиана Волошина, — так поэт опреде­лил «слово». Но книга Елены и Михаила Холмогоровых никакая не рама.

Это дом. Крепкий и цельный, выстроенный в четыре руки, в фундаменте которого «банальность», «занудство», «ве­рхоглядство» (этим и другим качествам зде­сь посвящены целые прозаические оды), люби­мая русская классика, от Пушкина и Гоголя до Марины Цве­таевой и Юрия Казакова, умение ценить мелочи и слова, да еще здоровый образ жизни. С обязательным летним отъездом в де­ревню, что в Тве­рской губернии, прогулками после утренней литературной работы к Волге, походами в лес за грибами, а приедут гости — так и ве­черней трапезой и триадой «шампур — шашлык — мангал», украшенной джином производства фирмы «Вереск» и партией в скрэбл. Есть такое китайское проклятие: чтоб тебе жить в эпоху перемен! Книга Холмогоровых — переписанный от руки рецепт существования частного челове­ка в эту самую эпоху.

Елена и Михаил Холмогоровы. Рама для молчания. М.: Астрель, 2012