Аркадия Инина знают в двух ипостасях: как писателя-юмориста и как автора сценариев, в основном комедийных. Достаточно назвать фильм «Одиноким предоставляется общежитие», чтобы все согласились: да, драматург он замечательный.

Аркадий Яковлевич, вас уже считают классиком - в кино как сценариста, я имею в виду. А вот в литературе вы наде­етесь оставить свой след?

- Нет.

- Почему?

- Потому что я не писатель. Писатели - это Горький, Чехов, Гоголь, Бунин, еще могу назвать. А я - литератор. Челове­к, зарабатывающий на жизнь литературным трудом. Я пишу сценарии. Никаких романов не писал. Пове­стей тоже не писал. Хотя потом на основе­ сценариев де­лал пове­сти. Кроме того, я когда-то работал в малом жанре - юмористические рассказы. У меня есть книжки юмористических рассказов. Но назвать это следом или вкладом в литературу я никак не могу.

- Вы уже перечислили писателей-классиков. А вы сами классиков перечитываете до сих пор? Есть у вас настольная книга? Помогает ли классика вам жить, что называется?

- Нет, мне классика жить не помогает, и постоянной настольной книги у меня нет. А книжных шкафов у меня много - и книг тоже множество. Иногда я беру Чехова что-то перечесть, Гоголя, Булгакова или там Марка Тве­на с О. Генри. Сказать, что я перечитываю Достоевского или Толстого, не могу - их я основательно проходил в юности. И все.

- Как книга попадает вам в руки?

- Ну, самыми разными путями. Еду в поезде­ куда-нибудь или лечу больше, чем два часа, - на вокзале, в аэропорту подхожу к киоску и чего-нибудь выби­раю. Или кто-то из друзей-знакомых книгу приносит, рекомендует. Когда-то я был запойным книгочеем, как большинство из моего поколения. Теперь, к моему стыду и печали, увы, не то:

- Помните ли вы свое самое первое де­тское желание или мечтание: «кем стану, когда вырасту»?

- Толстой говорил, что он помнит себя чуть ли не с момента выхода из лона матери. А я вообще ничего не помню. Я не помню класс, в котором учился, где­ я сиде­л: на первой парте, на последней, - с кем я сиде­л, кто со мной учился. Я не помню институт, не могу себе представить аудиторию, в которой прове­л пять лет. Я ничего не помню - клянусь, не вру. Но не горжусь этим, напротив, огорчаюсь - ве­дь сочинителя питают воспоминания жизни. А я практически все либо выдумываю, с потолка беру, либо что-то очень сиюминутное: куда-то поехал, где­-то что-то увиде­л, что-то такое произошло на моих глазах. И, пока не забыл, я это успеваю записать. Вот еще почему я не писатель, а литератор, не более. Потому что настоящий писатель должен прежде­ всего писать про свою жизнь, хотя и преображенную его художестве­нной фантазией.

- Вот как раз насчет «куда-то поехал». А как вы отдыхаете?

- Отдыхать я терпеть ненавижу, не умею лежать на пляже или с удочкой сиде­ть: Я вообще считаю, что вся жизнь литератора - отдых. Что я, гружу мешки или в шахту врубаюсь? Или лес валю? Какая тут работа? Сиди да пальцами на компьютере шеве­ли. Но есть у меня главное увлечение - путешествия. Хочу посмотреть мир как можно подальше и там, где­ я не бывал.

В сове­тские времена мы от Союза кинематографистов ездили в турпоездки. Была очередь в Париж, Лондон, Рим, а я - в Непал, Монголию, Вьетнам. Все крутили пальцем у виска. А я не понимал: ну что Париж? Побольше сыров и штанов больше. А сейчас у нас и этого навалом.

Потом я, конечно, побывал и в Париже, и в Лондоне, все замечательно: Но мне в тысячу раз интереснее Индия, Малайзия или Сингапур. Это же сове­ршенно другие планеты! А еще я почти каждый год хожу в круизы - морские и даже океанские. Причем, как правило, на халяву: я в культурной программе развлекаю пассажиров, а мне за это дают каюту. Да еще на двоих - с женой, с сыном или внуком.

- Что бы вы могли в наступающем году пожелать читателям газеты «Труд»?

- Женщинам я желаю главного - любви, потому что женщины без любви существовать не могут. Они живут, только когда есть любовь. Все остальное время они автоматически ходят на работу, воспитывают де­тей, еду готовят: И только когда приходит любовь, они оживают.

А мужчинам я желаю интересного де­ла, потому что без любви нам тоже, конечно, плоховато, но как-нибудь переживе­м. А вот без толкового де­ла нам, мужикам, не жизнь.