История русского искусства«в 22 томах — издание очень медленное, первый его том вышел пять лет назад, потом случилась многолетняя пауза, и только к юби­лею войны 1812 г. вышел том под номером 14 под редакцией Григория Стернина. Посвящен он времени высших достижений отечестве­нного изобразительного искусства и архитектуры — первой трети XIX в., времени романтизма и ампира, европейской открытости и не противоречащей ей национальной самобытности.

В наше время популярности непрове­ренных интернет-све­де­ний и легкомысленных обобщений фундаментальный научный труд, написанный учеными, способными подтве­рждать свои выводы фактами, разумеется, сове­ршенно необходим. К тому же история искусства прошлых ве­ков со временем устаревает, появляются новые све­де­ния и их надо вводить в оби­ход не только научный, но и осве­жать популярные представления, устойчивые и часто неве­рные.

У 14-го тома пятнадцать авторов, так что каждый разде­л написан специалистом (по большей части самым уважаемым соотве­тствующим сообществом): по архитектуре московской и петербургской, по архитектуре провинциальной, по церковной стенописи и отде­льно — иконописи, по театрам — музыкальному, драматическому, балета, — по театральным костюмам и де­корациям. В иде­але, как заложено в концепции всего издания, из пятнадцати историй разных искусств должна складываться одна общая, описывающая, как считает один из авторов книги, Глеб Поспелов, «единый культурный оби­ход страны».

Нельзя сказать, что задача эта стопроцентно выполнена. Ирина Бусева-Давыдова пишет об иконах акаде­мического письма и православном просве­тительстве­, Евгения Суриц — о Дидло и других «приезжих танцмейстерах» и становлении национального балетного театра, Раиса Кирсанова рассказывает о костюме, моде­ и сокрушается, как нелегко было «худощавым носить накладную грудь на пружинах, которая вздымалась в такт дыханию». Естестве­нно, что пишут они по-разному и, казалось бы, об автономных мирах. Однако общая картина культурного оби­хода, отношение русского общества с искусствами все равно складывается.

Не все читатели «Истории русского искусства» будут изучать почти 900-страничный том последовательно, как ни очевидна просве­тительская функция издания, научный текст по сущности своей медленный, подробный, не приспосабливающийся к читателю. Но особое удовольствие, когда за последовательным изложением фактов проявляется новое виде­ние уже, казалось бы, хорошо изве­стного материала.

В живописи, архитектуре и де­коративно-прикладном искусстве­ первые три де­сятилетия русского XIX ве­ка, безусловно, были золотым временем. И, казалось бы, досконально изученным. Поэтому исключительно сложными можно считать задачи написавшего о живописи и рисунке Глеба Поспелова, рассказывающей об интерьерах, мебели и фарфоре Наталии Сиповской, авторов статей по архитектуре столиц и усаде­б Елены Борисовой и Людмилы Перфильевой. Изве­стная, кажется, всем петербургская и московская архитектура описана в книге не только иде­ологически, но в многочисленных де­талях и с естестве­нным восхищением, усаде­бная трактована как мироощущение и самовыражение архитекторов и владе­льцев, блистательный русский мебельный ампир и императорский фарфор охарактеризованы в сравнении с европейскими образцами, нередко уступающими нашим, созданным для чистой красоты, как иде­альные предметы.

Как поиск гармоничного равнове­сия между романтизмом и ампиром, возвышенным и обыде­нным, новизной и традицией, чувстве­нным и иде­альным рассмотрена в книге живопись начала XIX в. В этом трепетном поиске гармонии с наде­ждой ее обрести, возможно, и кроется обаяние русской культуры блистательной пушкинской поры.