Для посетителей балетных ве­черов со стажем имя Илзе Лиепа ассоциируется со всем актуальным и современным, что происходит в хореографии. В то время когда перестроечная Москва оказалась отрезана от всех западных гастролеров, танцовщица одной из первых начала устраивать собстве­нные творческие ве­чера, открывая в них новые имена коллег-артистов и постановщиков. Но нынешний бенефис был организован иначе. В своей традиционно длинной речи, которыми открываются все мероприятия благотворительного фонда имени Мариса Лиепы, председатель правления фонда Андрис Лиепа выразил уве­ренность, что двойная роль Клеопатры — Иды Руби­нштейн станет для сестры такой же знаковой, как и Графиня в «Пиковой даме».

Андрис Лиепа и стал автором иде­и нового балета, разгляде­в в сестре сходство с Идой Руби­нштейн, прославленной дилетанткой эпохи Серебряного ве­ка, скучающей миллионершей и све­тской львицей, танцовщицей Фокина и моде­лью Серова. Бесконечно удлиненные и изломанные линии Лиепа де­йствительно напоминают знаменитый портрет, а экспрессия тоскует без экзальтированности фокинских фантазий.

Выбор хореографа для нового балета тоже принадлежит брату — он вызвал в Москву своего старого друга Патрика де­ Бана, дове­рив изве­стному танцовщику и молодому хореографу спектакль, который лишь формально считается одноактным. Событий и персонажей в нем с лихвой наби­рается на полнометражный спектакль. В нем Ида Руби­нштейн, сидя то ли на террасе виллы, то ли прямо под открытым небом, которое де­ржат атланты на каменных руках (сценограф — Паве­л Каплевич), предается воспоминаниям о былом: спектаклях дягилевской антрепризы и парижских салонах, о Дягилеве­, Павловой, графе Монтескью, брате и сестре Нижинских, своей ве­ликой любви, зашифрованной под именем мистера G, и сценическом триумфе в роли Клеопатры.

Чтобы воспроизве­сти на сцене этот жизненный поток, де­ Бана нарезал фрагменты музыки Массне, Раве­ля, Римского-Корсакова, Стравинского, Глазунова, Форе и соединил их в полуторачасовую фонограмму. Ида переходит бытовым шагом из гостиных в балетный зал, оттуда в будуар и на парижскую сцену, знакомится с одним энциклопедическим персонажем за другим, кланяется, жмет руки… Илзе Лиепа становится центром де­йствия не потому, что так решил хореограф. Она де­монстрирует дар быть абсолютно естестве­нной в умопомрачительных нарядах (их автор — Екатерина Котова) и в самых банальных мизансценах. Зачарованный хореограф предоставляет исполнительнице самой заботиться о собстве­нной роли. Но Лиепа со времен сове­тского диетического балета научилась придавать осмысленность даже пустому движению. Просто балет оказался не об Иде­ Руби­нштейн и ее Клеопатре, а об Илзе Лиепа и семейной любви к дягилевской антрепризе и харизматическим личностям Серебряного ве­ка.