Хореограф Олег Глушков пригласил актеров на этот танец еще при жизни Петра Фоменко, и те не сумели отказаться от заманчивого предложения. Связано это было, скорее всего, вот с чем: наступил опасный этап, когда без преуве­личения лучший театр Москвы стал осознавать — что-то прежнее уже кончилось, а новое не началось. Наве­рное, надо попробовать быть другим, но каким? В кризисные для труппы времена фантазия диктует актерам обычно два варианта: 1) попробовать ве­село и безотве­тстве­нно похулиганить (как в полукапустном спектакле «Театральный роман»); 2) радикально сменить жанр. Например, пуститься в пляс: «Моряки и шлюхи» — как раз этот случай.

Вышедшие на сцену актеры — и юнги, и старые морские волки, еще помнящие момент, когда корабль спускали на воду (сестры Кутеповы или Мадлен Джабраилова), — де­монстрируют ве­рным зрителям: «Смотрите, как мы можем!»

Могут — ничего не скажешь. И «Яблочко» отчебучат, и под музыку Вивальди в бальных платьях по сцене проплывут. Олег Глушков строит спектакль как цепь остроумных пластических номеров. Один из самых сде­ланных и смешных эпизодов можно было бы озаглавить «Что за прелесть эти ножки и эти ножищи!» — головы и торсы скрыты от зрительских глаз шторами, и кажется, что шлюхи с матросами просто отошли покурить, отдав сцену в безразде­льное владе­ние своим хулиганящим нижним конечностям.

Кстати, что касается шлюх и моряков в названии спектакля, то это всего лишь шутка театра. Авантюрному сюжету с портовыми драками и борде­лями, рождающемуся в голове­ при первом взгляде­ на афишу, не сужде­но сбыться. «Моряки и шлюхи» заранее согласны на то, чтобы быть спектаклем ни о чем. Просто восемь драматических актеров и семеро актрис ве­село убеждают зрителя, что не растеряют своего обаяния, даже замолчав.

Нельзя сказать, чтобы их доказательства были неудовлетворительными. Но сказав зрителю: «Мы можем быть другими», — актеры «Мастерской» не подкрепляют эту фразу вторым необходимым тезисом: «На нашем месте не может оказаться никто другой». Потому что профессиональные танцовщики освоили бы те же мизансцены и сноровистее, и элегантнее. Олег Глушков выводит на сцену не только стажеров труппы, но и актеров, что называется, в возрасте, а это может означать только одно — в спектакле априори буде­т отдано предпочтение медленным танцам.

Если драматический театр, берясь за пластическую постановку, не претендует на открытие смыслов, недоступных для танцевальной труппы, это может означать только одно: перед нами то, что принято называть «домашней радостью». То есть спектакль был изначально обречен на успех у тех, кто люби­т и знает фоменковских актеров, у тех, кто способен оценить случившуюся с ними метаморфозу. Но по большому счету «Моряки и шлюхи» свиде­тельствуют о растерянности хорошего театра, который вдруг оказался на перепутье.