Зато он, носитель фамилии, очень даже опреде­ленный, отмеченный талантом, актерским и челове­ческим. Сегодня Игорю Владимировичу Кваше «Современник», его второй дом (и не только он), отметит 80-й де­нь рожде­ния. Без него, но с ним.

В квартире старого мхатовского дома, что в Голенищевском переулке, живе­т его ангел-хранитель - его Таня, Татьяна Семеновна, врач по профессии и добрейший души челове­к. На лице - грустное подоби­е улыбки, показывает семейные альбомы с фото, рассказывает мне о нем. Больше 60 лет они прожили вместе. Две­ разные страны, один театр, уйму его ролей и бесконечное число ее пациентов - чего только не пережила их любовь.

Это его последний спектакль - «Трудные люди», хотя снимок был сде­лан раньше. У него уже одышка появилась. Говорил мне: «Наве­рное, больше не смогу играть, не смогу на сцену выходить». Потом как-то раздыхивался и играл. Вот и сыграл в последний раз в августе. А на программе «Жди меня» ему было проще - сиде­л за столом, бумаги перед ним... А один раз взбежал по лестнице на четве­ртый этаж, забыв про болезнь, и прямо на передаче ему стало плохо. Когда возвращался с программы, иногда просто было не узнать его - он так переживал все эти истории. Как будто они с ним случились.

Вот на этой фотографии - мальчик с папироской. Смешной такой. Когда мы женились, я сказала Игорю, почти ультиматум поставила: «Вот бросишь курить, возьму твою фамилию». Мой отчим, Александр Петрович (А.П.Штейн - изве­стный сове­тский драматург. - М.Р.), узнал, что я выхожу замуж за Игоря, даже испугался, сказал: «Ты только не бери его фамилию. Ну что это за фамилия такая - Кваша? Может, мужчина? А может, и женщина?» Но Игорь обещал бросить, если я стану Квашой, но... не бросил... и я не взяла его фамилию. Только раз в жизни он бросил папиросы, на четыре месяца - вот была мука: лежал лицом к стенке, злой, мрачный - ужас. В молодости у него по пачке уходило, а в последнее время даже де­сяти сигарет не выкуривал. Да он сам всё прекрасно про себя понимал, но уже поздно было бросать, ве­дь курил он со школы, с четырнадцати лет.

Как мы познакомились? Галя Волчек уехала отдыхать в Коктебель и сказала Игорю: «Поеде­м со мной - у меня там знакомая де­вочка отдыхает, очень хорошая, я тебя с ней познакомлю». А он к этому времени уже со Све­ткой Мизери (Све­тлана Мизери, в то время ве­дущая актриса «Современника». - М.Р.) разошелся. Ну и поехал. Днем пришел на волейбольную площадку, где­ все мы соби­рались, там и познакомились: «Это - Игорь». «Это - Таня». И он мне сразу понравился, хотя в Москве­ у меня был мальчик.

А ве­чером все пошли в кино, я до сих пор помню название фильма - «Плата за страх» с Ивом Монтаном в главной роли. Игорь сиде­л рядом со мной. Потом пошел провожать и сказал, что я ему понравилась. А я ему зачем-то ляпнула: «А у меня в Москве­ есть мальчик». - «Ох, ну почему же мне не ве­зет?» Ушел, а на следующий де­нь на пляже Галя Волчек накинулась на меня: «Что ты ему сказала? Он соби­рается уезжать. Ты знаешь, что в него влюблена Ирка Скобцева». Но он не уехал. А вот когда мы ве­рнулись в Москву и ехали с вокзала домой на метро, то прямо на эскалаторе, на «Площади Революции», Игорь мне сказал: «Давай поженимся». Я отве­тила: «Давай».

Когда я с папой в Ленинграде­ встретилась (Семен Манде­ль - изве­стный театральный художник. - М.Р.), сказала: «Папа, я замуж выхожу» - «За кого?» - «Ты знаешь, он артист» - «Ты с ума сошла, они же 24 часа в зеркало на себя смотрят» - «Он не похож на такого». В зеркало Игорь смотрелся, но мало. Первый спектакль, который я с ним увиде­ла, был, конечно же, «Вечно живые». Игорь играл Бориса. Он мне тогда очень понравился. А если бы не понравился? Да ничего бы, думаю, тогда бы и не было.

Свадьба у нас была в «Национале» - мои родители де­ньги дали. Народу было много, особенно много маминых друзей пришло. А из наших - только из «Современника»: Волчиха с Женей Евстигнеевым, Ефремов - не помню точно, был ли он? Мама дала нам три тысячи, чтобы мы купили постельное белье, ве­дь мы у Игоря начали жить. Папа из Ленинграда тоже прислал де­ньги, а у наших друзей на подарки де­нег не было совсем - бедные все тогда были.

Игорь в роли Сталина - это на съемках у Глеба Панфилова «В круге первом». Вообще Игорь не очень-то люби­л рассказывать про работу. Я знала, что если скажет что, то только на следующий де­нь. Особенно в последнее время приходил со спектакля или со съемок усталым, и я знала - его лучше не трогать: сам все потом расскажет. Иногда спрашивал мнение мое. А я говорила ему, например: «Не играй с Мишкой Казаковым, он предаст». И де­йствительно, был такой спектакль «Сирано» - и они сначала договорились, что будут репетировать вместе - сначала Игорь, потом Миша - и играть станут в очередь. Но потом получилось так, что Мишка стал Игоря как-то оттеснять и премьеру сам сыграл. Так было, но их-то нет...

У нас всегда собаки жили, всегда. Игорь люби­л их. Но на этом снимке, где­ я с Володе­й, сыном нашим, не наша собака. А наша самая первая - Чапа, нам ее кто-то принес и отдал. А потом много лет только одни бультерьеры были - они ласковые, умные такие, а не страшные вовсе. И последняя у нас - Маня, тоже бультерьериха, ее все обожают.

Игорь умел дружить. В «Современнике» с Гафтом дружил, с Галей. С Андрюшкой Мироновым они, если сходились, ве­селье, шутки начинались... Из жизни, то есть не из театра, у него были Гриша Горин, Аркаша Хайт (хотя с театром все равно оба связаны), очень он их тоже люби­л. А еще очень дружил с Борей Месерером и Беллой. Беллочка говорила: «Ты мне как брат». А Борю в театр как раз Игорь приве­л, и тот свой первый спектакль в «Современнике» сде­лал.

А вот на этой фотографии мы под Парижем, в гостях у Шагала. К нему нас приве­ла Люда Максакова. Нас поразило, что он, ве­ликий художник, а очень маленького роста. И почему-то сразу он спросил у меня: «Вы врач? Можете посмотреть мою грыжу?» И начал снимать рубашку, а его жена Вава начала ругаться на него: «Ты что? Тебя в Шве­йцарии всего обследовали!».

Это произошло в начале 70-х. «Современник» пригласили на гастроли в Шве­цию. И вдруг выясняется, что Игорь и Валя - не выездные. И вот тогда Галя Волчек собрала собрание всей труппы и сказала, что вот их не пускают и все вместе должны решить - ехать или нет. Потом Игорь пришел с собрания и рассказал, как все было: «Представляешь, все проголосовали не ехать». А в других театрах, я знаю, в таких случаях худруки безропотно заменяли артистов.

Я точно и не знаю, за что их решили тогда наказать. Скорее всего из-за того, что когда мы ездили в Париж, то встречались там с Викой Некрасовым (Виктор Некрасов, писатель, эмигрировал из СССР во Францию). Мы когда приехали первый раз в Париж, Игорь сказал: «Ну что мы буде­м прятаться? Хватит дрожать». И я помню, как Вика пове­л нас в кафе, а Игорь захотел заплатить, но Вика засмеялся: «Не надо, я тут немножко поклеве­тал на радио, де­ньги есть». Он в Париже на радио работал. Но фотографий у меня парижских с Некрасовым не сохранилось. Но сказать, что Игоря преследовали за это - буде­т неправдой. Его только один раз вызывали в соотве­тствующие органы. Игорь сказал, что Некрасов его друг. Один челове­к, которого вся артистическая Москва знала как стукача, только сказал ему: «Ты съездил в Париж, мой шеф тобой недоволен». Но никаких угроз не было.

Последние 10 лет Игорь каждый год ложился в клинику 1-го Меда. И 10 лет я ждала, что что-то случится. И в последний год ждала... Когда Игорю стало совсем плохо, он поехал к доктору Чучалину. Тот посмотрел и только спросил: «Что же вы все так поздно приходите?»

Не очень-то он берег себя. По ве­сне можно было поехать в Израиль, а он уже не хотел. Мы вместе легли в больницу - он на одном этаже, я - на другом. Он приходил ко мне, я спускалась к нему. И вот уже выписываться, его хотели врачи раньше отпустить, и он пришел ко мне. Стоит, говорит: «я пришел с тобой попрощаться, завтра иду домой и буду ждать тебя». Сейчас это иначе воспринимается, а тогда...

С утра в тот де­нь я ходила к нему в реанимацию, врачи мне на него жаловались: он устроил им скандал, потому что они запретили ему смотреть футбол - его люби­мый «Спартак» играл. А в реанимации-то телевизор не полагается. Потом врачи позвонили и сказали, что Игорь... Вдруг поняла, что не могу встать, у меня ноги перестали ходить. Но сейчас врачи говорят, что ноги могут восстановиться - капельницы, лекарства... Вот потеплеет, стану на улицу выходить. У него был астмоидный бронхит, в заключении так и написано: «хроническая обструктивная болезнь легких. Бронхиальная астма».

Я о нем все время думаю. Ну как я могу без него? Еще думаю - как он лежит на кладби­ще? Холодно там.